Резоны доступа: родители жалуются на недопуск к паллиативным детям

Содержание:

Дополнительные правила посещения реанимации

Письмом Минздрава России от 30.05.2016 №15-1/10/1-2853 по отношению именно к отделениям реанимации и интенсивной терапии уточнены следующие дополнительные условия посещения родственниками пациентов:

  1. Родственники не должны иметь признаков острых инфекционных заболеваний (повышенной температуры, проявлений респираторной инфекции, диареи). Медицинские справки об отсутствии заболеваний не требуются.
  2. Перед посещением медицинскому персоналу необходимо провести с родственниками краткую беседу для разъяснения необходимости сообщить врачу о наличии у них каких-либо инфекционных заболеваний, психологически подготовить к тому, что посетитель увидит в отделении.
  3. Перед посещением отделения посетитель должен снять верхнюю одежду, надеть бахилы, халат, маску, шапочку, тщательно вымыть руки. Мобильный телефон и другие электронные устройства должны быть выключены.
  4. Посетители в состоянии алкогольного (наркотического) опьянения в отделение не допускаются.
  5. Посетитель обязуется соблюдать тишину, не затруднять оказание медицинской помощи другим пациентам, выполнять указания медицинского персонала, не прикасаться к медицинским приборам.
  6. Не разрешается посещать пациентов детям в возрасте до 14 лет.
  7. Одновременно разрешается находиться в палате не более, чем двум посетителям.
  8. Посещения родственников не разрешаются во время проведения в палате инвазивных манипуляций (интубация трахеи, катетеризация сосудов, перевязки и т.п.), проведения сердечно-легочной реанимации.
  9. Родственники могут оказывать помощь медицинскому персоналу в уходе за пациентом и поддержании чистоты в палате только по личному желанию и после подробного инструктажа.
  10. В соответствии с Федеральным законом №323-ФЗ, медицинскому персоналу следует обеспечить защиту прав всех пациентов, находящихся в отделении реанимации (защита персональной информации, соблюдение охранительного режима, оказание своевременной помощи).

Минздрав России также рекомендует знакомить посетителей под роспись с памяткой о посещении.

Несмотря на рекомендательный характер письма, медицинская организация вправе установить предусмотренные в нем и иные правила посещения пациентов в палатах и отделениях реанимации и интенсивной терапии в локальном нормативном акте. Локальные правила не должны противоречить нормам законодательства и не должны необоснованно ограничивать права граждан.

Информацию о правилах организации посещения пациента, включая информацию о требованиях, установленных санитарными правилами, медицинская организация размещает на своем официальном сайте в информационно-коммуникационной сети «Интернет» и в общедоступных местах в медицинской организации.

Реальные причины отказа пустить родственников в реанимацию

Чаще всего врачи категорически против посещений отделения реанимации. И на это у них есть свои причины, не связанные с желанием скрыть что-то от посторонних глаз:

Больной только что прибыл. Человек поступил ургентно, вокруг него суетятся врачи, медсестры, санитары: берут необходимые анализы, проводят манипуляции. И в это же время приходит родственник другого пациента

В этот момент медработники не могут уделить внимание визитеру, так как они должны сосредоточиться на оказании помощи пострадавшему. Если речь идет о близких человека, только что поступившего в реанимацию, то здесь «нежелание» врачей общаться будет продиктовано тем, что медики еще и сами могут не знать реального состояния больного

Ведь на проведение диагностики также нужно время.
Поступили новые пациенты. В отделении интенсивной терапии фактически нет строгого распорядка приема больных и посещений. Люди, нуждающиеся в срочной помощи, могут поступить в любое время. Подобная ситуация — повод отказать визитеру в допуске, ведь проведение лечебных манипуляций в присутствии посторонних недопустимо.
Другие пациенты в палате. Обычные палаты в основном рассчитаны на нескольких человек. Поэтому при планировании визита к своему родственнику нужно учитывать и тот момент, что его соседям по комнате может не понравиться толпа посторонних рядом.
Больной восстанавливается после плановой операции. После операции люди обычно плохо себя чувствуют, да и выглядят не самым лучшим образом. В таких случаях больной хочет только одного: чтобы его не беспокоили и дали отдохнуть. Визиты родственников в это время не слишком уместны.
Родственник больного сам не готов к посещению. Иногда посетители оказываются неподготовленными к тому, как выглядит их родной человек во время болезни. Непонятные аппараты, трубки, катетеры, зонды, запах лекарств — все это может оказать гнетущее впечатление. Особо восприимчивые люди могут упасть в обморок, что доставит дополнительное беспокойство медработникам. Поэтому если врачи заметят, что потенциальный визитер находится в состоянии нервозности, то могут не пропустить его в палату.
Внутри палаты. Если объективных причин для запрета допуска нет, то разрешение войти в помещение будет предоставлено. Тем более что посетители обычно берут часть забот о пациенте на себя: помочь помыть человека, перестелить постель, покормить. Такие люди обычно не доставляют лишних хлопот персоналу: не спорят с ними, спокойно выходят за дверь, когда приходит время лечебных манипуляций.

Кому можно посещать больных в реанимации и как получить такое разрешение

Разрешение на визит к больному в реанимационное отделение могут получить:

  • родственники, другие члены семьи;
  • законные представители (опекуны, попечители и т. д.);
  • адвокат для защиты прав, если у больного имеется в этом необходимость (пп. 10. п. 5 ст. 19 Закона №323-ФЗ);
  • священнослужитель (пп. 11 п. 5 ст. 19 Закона №323-ФЗ).

В Правилах не оговорен конкретный круг лиц, имеющих право на визит к больному, поэтому отказ администрации больницы навестить пациента не может основываться на отсутствии близкой родственной связи. Но в Правилах указано, что непрямые родственники могут посещать пациента только в сопровождении близких людей (родители, супруги, совершеннолетние дети).

Если у больного нет других близких, кроме сестры или брата, которые в Правилах не отнесены к списку близких родственников, их допуск разрешается без сопровождения по разрешению главного врача.

Чтобы получить разрешение на визит к больному, родственник или другой законный представитель должен получить согласие лечащего

врача

, а также заведующего реанимационным отделением.

Если возникает какая-либо конфликтная ситуация, то для решения спора необходимо обратиться с жалобой к главврачу больницы.

Когда могут отказать в посещении?

Заведующий отделением или лечащий врач вправе ограничить посещение пациентов в реанимации, если родственники болеют инфекционными заболеваниями, если они нетрезвы. Также могут ограничить посещение детям до 14 лет.

– Это делается для защиты психики ребенка. Не все дети легко воспримут, например, маму в тяжелом состоянии, с торчащими из тела проводами и трубками, – поясняет Ольга Светлицкая. – Вопрос посещения несовершеннолетними мы решаем индивидуально, в зависимости от клинической ситуации и перспектив пациента.

– Также врач может не пустить посетителя, если сам пациент против. Кого видеть – определяет именно пациент, если он в сознании, адекватен и дееспособен, – дополняет Александр Дзядзько. – За границей часто это оговаривают до операции. Конечно, в случае экстренной ситуации, когда заранее эти условия не оговариваются, решение, кого пропустить к пациенту, а кому отказать, принимаются индивидуально.

Это право будет впервые закреплено в законе

Фото: Агентство Москва

Медицинским организациям придётся создать условия для того, чтобы родственники тяжелобольных пациентов могли навещать своих близких в реанимации и палатах интенсивной терапии, решили депутаты, приняв 21 мая соответствующий закон.

Без бюрократических проволочек

«Закон был разработан нашими коллегами — депутатами Госдумы во исполнение поручения Президента РФ Владимира Путина, и его очень ждут сотни тысяч наших граждан», — подчеркнул председатель Госдумы Вячеслав Володин.

По словам спикера, «закон, после его вступления в силу, должен заработать без бюрократических проволочек». «Это очень серьёзный шаг вперёд, общество просит, чтобы мы принимали такие решения как можно быстрее», — сказал он.

Для медицинского сообщества и пациентских организаций тема «родственников в реанимации» — не новая и довольно болезненная. Ещё в апреле 2016 года актёр Константин Хабенский, основавший благотворительный фонд помощи детям с тяжёлыми заболеваниями мозга, во время «Прямой линии» с президентом попросил Владимира Путина помочь с изменениями в работе палат интенсивной терапии. «Мне кажется, что все люди имеют право на человеческую помощь, попав в реанимацию, не только дети, но и взрослые», — отметил актёр.

После разговора глава государства поручил Минздраву «организовать возможность посещений родственниками пациентов в реанимации». «До сих пор решение вопроса — разрешать посещение больных в реанимации или нет — было отдано на откуп главным врачам. Этот закон изменит ситуацию: впервые у родственников и законных представителей появится право навещать родных в реанимации и отделениях интенсивной терапии, и это право будет закреплено в законе», — пояснил один из авторов законопроекта, член Комитета Госдумы по охране здоровья Николай Герасименко.

Согласно документу, определять порядок допуска родственников пациентов в реанимацию будет Минздрав — с учётом состояния больного, соблюдения противоэпидемического режима и интересов тех, кто работает или находится в больнице. «Этот закон даст возможность родным, близким быть вместе со своими родственниками в самые тяжёлые минуты их жизни», — уверен председатель Комитета Госдумы по охране здоровья Дмитрий Морозов.

По его словам, принятый закон, по сути, определяет три позиции. «Государство признаёт существующую проблему и необходимость её регулирования. Медицинскому сообществу, руководителям здравоохранения, надо помнить о необходимости и обязанности регламентировать этот вопрос, исходя из особенностей учреждения, а также из желания пациентов и их родственников. Граждане должны знать, что этот раздел охраны здоровья «не пущен на самотёк», но существуют чёткие правила взаимодействия, которых надо придерживаться», — сказал депутат.

Все фракции — «за»

Инициативу поддержали представители всех думских фракций. «Представьте себе состояние близких, чей родственник находится в реанимации, они понимают, что, возможно, это его последние дни или даже часы, а у них даже нет возможности с ним проститься», — предложил первый заместитель председателя Комитета Госдумы по охране здоровья Федот Тумусов («Справедливая Россия»). С другой стороны, общение пациента с близкими людьми помогает лечебному процессу, считает депутат.

«Фракция КПРФ приветствует, что первый шаг сделан, закреплена обязанность пускать родственников в реанимацию, — заявил депутат Алексей Куринный. — Второй шаг, который, на наш взгляд, должен быть предпринят Минздравом — это пересмотр порядков организации подобной помощи: в некоторых реанимациях, в том числе детских, до сих пор нет условий для пребывания там родителей».

По словам первого зампреда Комитета Госдумы по охране здоровья Сергея Натарова (ЛДПР), такая услуга уже оказывается практически во всех странах.

Документ 21 мая уже поддержал Комитет Совета Федерации по социальной политике. На пленарном заседании палаты регионов закон планируют одобрить 22 мая. «Это очень важная инициатива, которая будет способствовать улучшению условий оказания медпомощи», — уверена член Комитета Совета Федерации по социальной политике Татьяна Кусайко.

По словам сенатора, подобная практика была опробована в ряде регионов в рамках проекта «Открытая реанимация». «Опыт показал, что распространить эти правила на другие субъекты необходимо», — подчеркнула она.

Могут ли родители находиться рядом с ребенком в отделении реанимации?

Согласно п.3 статьи 51 Федерального закона от 21.11.2011 года № 323 «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации» члены семьи могут находиться рядом с ребенком при его лечении в стационаре:

Помните, что фраза «при наличии медицинских показаний» относится к оплате за пребывание, а не к праву присутствия родителей вообще. Речь идет о том, что с родителей ребенка старше 4 лет может взиматься плата за предоставление спального места и питания. Однако только если врач решит, что для совместного пребывания родителя с ребенком нет медицинских показаний.

Совместное пребывание распространяется на все отделения стационара, включая отделение анестезиологии и реанимации, разъяснил Минздрав РФ в Письме Министерства здравоохранения РФ от 09.07.2014 г. N 15-1/2603-07:

Родители и другие законные представители ребенка до 18 лет вправе сами решать – находиться ли с ребенком в стационаре постоянно или выбрать режим посещений.

Обратите внимание, что врач не может отказать родственнику в совместном пребывании с ребенком до 15 лет в отделении реанимации, ссылаясь на отсутствие соответствующих условий

3. Могут ли больного ребенка посещать другие члены семьи, родственники, знакомые?

Да, могут.

Другим членам семьи, в том числе дедушкам, бабушкам, тетям и тд, не требуется доверенность для нахождения вместе с ребенком. Согласия родителей достаточно.

Однако в отделение реанимации посетители, которые не являются прямыми родственниками пациента, допускаются только в сопровождении близкого родственника – отца, матери, ребенка.

Помните, что в отделении реанимации и интенсивной терапии одновременно разрешается находиться не более чем двум посетителям. Также не разрешается посещать пациентов детям в возрасте до 14 лет.

4. Что делать, если вас не пускают в отделение реанимации?

— Идём к лечащему врачу;

— Требуем предоставить обоснованный письменный (!) отказ с указанием нормативного документа, на основании которого отказывают пустить к ребёнку; упоминаем о решимости обратиться к главврачу и направить жалобу в прокуратуру и Росздравнадзор;

— От лечащего врача идём к главному врачу (заместителю, если главного нет или он не принимает) с распечатанным в двух экземплярах заявлением с просьбой допуска к ребёнку;

— В случае отказа требуем предоставить обоснованный письменный (!) отказ и указать тот нормативный документ, на основании которого отказывают пустить к ребёнку;

— Снова упоминаем о решимости обратиться с жалобой в прокуратуру и Росздравнадзор, предупреждаем, что придём снова и уже с письменной жалобой;

— Если главврача нет на месте или он вас не принимает, обращаемся к секретарю с просьбой принять заявление и зарегистрировать его в официальном порядке (один экземпляр отдаете, на другом вам должны проставить входящий номер, дату принятия и подпись принявшего лица – этот экземпляр оставляете у себя);

— Если ситуация не изменилась, составляем жалобу на имя главврача, с двумя экземплярами жалобы; опять разговариваем с главврачом (заместителем), если опять отказали – подаём также в официальном порядке с регистрацией у секретаря;

— Если копию жалобы не зарегистрировали, то предупреждаем главврача, что отправим её по почте – идём на почту и отправляем жалобу заказным письмом с описью вложения;

— Звоним на горячую линию Минздрава РФ — 8 800 200-03-89;

— Подаём обращение через сайт Росздравнадзора или на горячую линию Росздравнадзора — 8 800 550 99 03.

Теперь к решению проблемы рекомендуется привлечь юриста.

— Идём в прокуратуру и подаём жалобу на нарушение права на совместное пребывание с ребёнком в стационаре. Необходимо два экземпляра жалобы – на втором вам поставят дату, входящий номер и подпись принявшего лица, этот экземпляр оставляете у себя;

— Отправляем жалобы в Территориальный орган Росздравнадзора и территориальный Фонд ОМС по Вашему субъекту; находим в интернете адрес уполномоченного по правам ребёнка в своем субъекте РФ и отправляем жалобу;

— Идём на приём к Министру/руководителю Департамента здравоохранения субъекта РФ.

Помните, что во время всех важных разговоров лучше включать диктофон и обязательно предупреждать об этом. Запись поможет при дальнейших разбирательствах.

Поделиться
Твитнуть
Поделиться
Поделиться

«А если он проснется овощем?»

— Насколько знаю, такие же количественные стандарты существуют и для реанимации – по инструкции пациентов положено реанимировать определенное количество минут. А что на практике?

— Полгода назад был случай, когда мы реанимировали 245 минут – а вообще по нормативам — полчаса.

Такая долгая реанимация — уникальный случай, вообще нереально. Молодой парень, с очень тяжелым пороком сердца. Его готовили к операции, и вдруг он начал умирать. Мы ему делали сначала закрытый массаж сердца, потом открытый — хирурги, открывали грудную клетку. В итоге он ожил. Да, потом болел – был отек мозга, декомпенсация, полиорганная недостаточность, дыхательная. Но ему все-таки сделали операцию на сердце, он был переведен в палату и выписан, там все стабильно.

— То есть, по вашим словам я понимаю, что реанимировать надо до последнего?

— У нас говорят, «до победного».

— А умом в это время вы понимали, что парень может овощем проснуться, например?

— Где-то понимали, конечно. Но парень, во-первых, молодой, — ему девятнадцать лет. И мы просто чуяли, что надо идти до конца – литрами вводили специальные препараты. Но по мониторам мы видели, — надежда есть. Видим синусовый ритм – с нарушениями, но понимаем, что потом можем с этим побороться, есть такие препараты. Понимали, что уже все регламенты превышены, но шли до победного. И парнишку в итоге спасли.

Просто каждый специалист занимается своим делом. Например, журналист на войне, и мимо него летят пули. А он пишет. Ты — спасаешь. Ведь ничего ж неизвестно заранее точно: что будет именно с этим человеком. А вдруг все будет хорошо?

— Идете в атаку.

— Да. Понимаете, медицина – не математика.

Бывает, например: привозят пациента, операция аорто-коронарного шунтирования, прошла идеально — буквально от разреза до кожного шва. Мужчина, сохранный, пятьдесят лет, три шунта. После операции перевозим в реанимацию – вдруг асистолия. Смерть.

Или наоборот — пациенты с тяжелейшими отеками мозга, которых заводили, долбили разрядами, прожигали кожу прям до кости и качали до переломанных ребер – ломали просто грудину, но прокачивали сердце, чтоб «голова не отлетела». И в итоге им делали операции, делали послереанимационную пластику – и они возвращались, и все было нормально.

— Есть такое мнение, что сами врачи, которые представляют реанимационный процесс и возможные последствия при тяжелых диагнозах, просят: «Не откачивайте меня».

— Не сталкивался с таким. Видел другое. Например, начинается операция, и ты вводишь пациента в наркоз, объясняешь ему, что сейчас будет – его привяжут к столу, он заснет, объясняешь, что будет, когда он проснется. И несколько раз пациенты, особенно старшего возраста, просили: «Если я умру, не вскрывайте».

Помню, был случай – просто мистика какая-то, сейчас вспомнил его, до сих пор в голове не укладывается. Пациент занимался изготовлением памятников.

И вот ложится он на стол и говорит: «Если я умру, не вскрывайте. Но вообще я себе памятник уже выбил, с фотографией, полную дату рождения, только дату смерти не подписал».

И я стою, у меня мурашки по коже: «Что же он такое говорит?» Думал, я вообще сейчас операцию отменю. Но потом успокоился и решил: «Ладно, человек просто волнуется».

Этому пациенту сделали операцию. Все прошло идеально, хотя было тяжело — она шла двенадцать часов. Привозят его в реанимацию, он просыпается, все в норме. И вдруг – раз – остановка сердца. Мы его реанимируем полтора часа, но он умирает. Памятник пригодился.

— Как врачи справляются с тем, что сделали все, а человек умер? Получается, — что же зависит от врача?

— Когда так происходит, потом об этом все время думаешь, прокручиваешь ситуацию. Тем более операций в день может быть несколько: ты можешь выйти с одной и тут же пойти качать ребенка, который умирает при тебе.

Здесь важно себе повторять: ты не всемогущ, наверное, у человека судьба такая. И нельзя давать себе слабинку как специалисту – хирургу, реаниматологу или анестезиологу

Но я иногда плачу. Начинаешь думать над жизнью: «Почему он умер такой молодой?» Ты был вместе с ним, прошел через какой-то, в общем, ад, пытался выдернуть его у смерти, не смог. Эти мысли все время в голове. Я не знаю ответов.

Когда в онкологии требуется реанимация

Реанимация в онкологии предполагает, если не возвращение больного раком к абсолютно нормальной жизни, то поддержание жизненных функций в стабильном состоянии.

В каких случаях пациента доставляют в реанимационное отделение? Отличий в работе онкологического реанимационного отделения от обычных существует. Кроме типичных случаев сердечно-легочной реанимации после остановки сердца или фатальных нарушений ритма, что тоже случается при злокачественном процессе, онкобольной поступает в реанимационное отделение:

  • После обширных комбинированных операций при распространённых злокачественных процессах, когда единым блоком удаляется раковая опухоль и прилежащие к ней органы и ткани.
  • После торакальных вмешательств, когда изменение анатомического соотношения в грудной полости после удаления части или всего легкого с лимфоузлами или опухолевого конгломерата средостения впрямую сказывается на работе сердца.
  • После удаления части или всего желудка по поводу рака, потому что злокачественный процесс вызывает катастрофическое нарушение метаболизма, что в конце прошлого столетия приводило к смерти каждого четвертого оперированного, вмешательство в брюшной полости может привести к раздражению блуждающего нерва, отчасти определяющего сердечный ритм.
  • При всех вмешательствах на головном мозге из-за опасности отека и сдавления продолговатого мозга, где располагаются центры регуляции сердечно-сосудистой и дыхательной систем.
  • При тяжелейших осложнениях химиотерапии 4 степени, например, при критической тромбопении с опасностью спонтанных кровотечений, некротическом энтерите и так далее.
  • При постхимиотерапевтических осложнениях 3 степени у пациентов с тяжелыми сопутствующими заболеваниями, когда возможна их декомпенсация.
  • При использовании некоторых иммунологических противоопухолевых препаратов, вызывающих тяжелые аллергические реакции, и при высокодозной химиотерапии.
  • Для наблюдения за состоянием пациента после некоторых «нестандартных» методов введения химиопрепаратов.
  • При декомпенсации сопутствующих заболеваний, к примеру, гипогликемической или гипергликемической коме при сахарном диабете, фибрилляции желудочков и так далее.
  • При нарушениях дыхания в результате обширного метастазирования в легкие для проведения принудительной — аппаратной вентиляции.
  • После кровотечения в любом органе на фоне распада злокачественной опухоли.

Невозможно перечислить все клинические ситуации, когда функционирование органов и систем становится настолько недостаточным для поддержания жизни, что требуется экстренное и активное вмешательство профессионалов.

Что делают с больным в реанимации?

Делают всё, что позволяет остановить фатальное снижение функций организма, преимущественно это многолитровые и многочасовые капельницы с разными лекарственными препаратами. В некоторых ситуациях устанавливается подключичный катетер, что позволяет не только вводить большие объемы жидкости, но и определять центральное венозное давление, и в любое время брать кровь на анализ. В части случаев для всех манипуляций бывает достаточно постановки катетера в периферическую — локтевую вену.

В некоторых случаях требуется поддерживать адекватное дыхание аппаратом ИВЛ, тогда в трахею вставляется специальная трубка, а пациент погружается в медикаментозный сон.

После операций на органах ЖКТ через нос устанавливается зонд, через него удаляется раневой экссудат и продуцируемые в избытке пищеварительные соки.

После хирургических вмешательств на органах мочевыделительной системы для лучшего восстановления тканей в мочеиспускательный канал могут установить катетер.

Каждый пациент реанимации подключен к монитору, информирующему о частоте дыханий и сердечных сокращений, артериальном давлении и концентрации кислорода в крови в настоящий момент времени. С определенными интервалами забирается кровь на анализы.

Кроме медицинских процедур и вливаний пациенту проводят гигиенические мероприятия — обработку кожи и слизистых, выполняется «туалет» раны — перевязка, ну и конечно контролируется своевременное опорожнение мочевого пузыря и кишечника.

Приказ Минздрава требует каждые 2 часа переворачивать пациента в постели для профилактики ишемии мягкий тканей в результате их сдавления массой тела, что угрожает развитием пролежней. Пролежни — мертвые ткани и не только источник токсических продуктов распада, но и ворота для инфекции. Персонал реанимации часто не имеет ни времени на регулярное переворачивание больных, ни сил на перекладывание крупных обездвиженных тел, поэтому в современных реанимациях должны быть специальные противопролежневые кровати или функциональные, облегчающие уход за больным.

Можно ли принести свою одежду?

В реанимационных отделениях пациенты лежат либо без одежды, либо в специально скроенных сорочках с завязками или кнопками на плечах, чтобы в экстренных ситуациях у врачей был свободный доступ ко всем участкам тела, особенно в области груди и шеи.

Все вещи пациента, в том числе нательное белье, сдаются на хранение, и к ним нет доступа до его перевода в плановое отделение или выписки.

– В реанимациях, предназначенных для оказания экстренной помощи пациентам в критических состояниях (ожоговая, хирургическая, нейрохирургическая и др.), приносить свое белье не разрешат. Оно и не нужно. Пациенты, как правило, без сознания, на их теле укреплены датчики различной аппаратуры. В реанимациях терапевтической направленности (например, пост интенсивной терапии в инфарктном отделении, где пациенты в сознании) могут быть послабления. Но когда человек выходит на стадию реабилитации, мы во всех отделениях разрешаем приносить ему нижнее белье (майки и трусы), каждый день оно должно быть свежим, – объясняет Ольга Светлицкая.

Реанимационное отделение, его особенности

Из-за тяжести состояния пациентов в отделении реанимации проводится круглосуточный мониторинг. Специалисты наблюдают за функционированием всех жизненно важных органов, систем. Под наблюдением находятся следующие показатели:

  • уровень артериального давления;
  • насыщенность крови кислородом;
  • частота дыхания;
  • частота сокращений сердца.

Для определения всех указанных показателей к больному подключают множество специального оборудования. Для стабилизации состояния пациентов обеспечивается ввод лекарственных средств круглосуточно (24 часа). Введение препаратов происходит через сосудистый доступ (вены рук, шеи, подключичной области груди).

У пациентов, находящихся в реанимационном отделении после проведенной операции, временно остаются дренажные трубки. Они нужны для наблюдения за процессом заживления ран после операции.

Крайне тяжелое состояние пациентов означает необходимость присоединения к больному большого количества специальной аппаратуры, необходимой для слежения за жизненно важными показателями. Также используются различные медицинские приспособления (мочевой катетер, капельница, кислородная маска).

Все эти приспособления значительно ограничивают двигательную активность пациента, он неспособен встать из койки

Чрезмерная активность может привести к отсоединению важной аппаратуры. Так, в результате снятия капельницы может открыться кровотечение, а отсоединение кардиостимулятора станет причиной остановки сердца

Отказ от реанимации – для христианина это эвтаназия

Иеромонах Феодорит (Сеньчуков), врач-реаниматолог

Инструкция предполагает такой критерий прекращения реанимационных процедур – отсутствие электрической активности сердца. Если, допустим, зафиксирована хоть какая-то электрическая активность сердца, пусть даже она не состоятельная, мы должны считать время продолжения реанимационных мероприятий уже от нее. Если ребеночек родился, начали реанимацию и через какое-то время появились хоть какие-то намеки на электрическую активность сердца, то никто реанимацию не прекратит.

Да, любая реанимация может привести к последствиям, порой необратимым, да, новорожденный может изначально быть или стать после каких-то осложнений паллиативным. Но, значит, такова воля Господа. Если Господь присылает реаниматолога на встречу с человеком, то, значит, у Него есть промысл, чтобы они встретились. Тот, о ком промысл в том, чтобы он умер, умрет. Мы, врачи, должны выполнять нашу работу, на которую поставлены. Реаниматологи должны спасать жизнь. У паллиативных детей, как у любого человека, тоже есть своя миссия на земле, просто мы не всегда можем ее определять.

Как христиане, мы должны понимать, что если человек хочет прекратить свою жизнь на земле, то, значит, он совершает самоубийство. О самоубийце мы можем молиться, надеяться, что Господь его простит, потому что он испытывал страдания. Но относиться к этому мы должны именно как к самоубийству.

Родители, которые отказываются от реанимации ребенка, отказываются от того дара, который Господь этому ребенку дал – от жизни.

Бывает, что новорожденному делают операцию, и родителям предстоит решение – отказаться или нет. Тут уже речь не о реанимации, а об интенсивной терапии. И здесь все зависит от того, насколько показания к этой операции абсолютны. У одного знакомого сын родился с тяжелыми пороками развития, и ему должны были сделать операцию на сердце, но при этом давали очень небольшой шанс на успешность операции. Семья от операции отказалась.

Когда разговор идет о каких-то абсолютных показаниях, а абсолютные показания – жизненные, то, конечно, человек должен соглашаться на операцию и на все что угодно. Даже если речь о паллиативном ребенке и операция просто продлит его жизнь. Если разговор идет о том, что без операции ребенок сколько-то проживет гарантированно, а операция может закончиться печально, то тут уже выбор за человеком.

Если же человек отказывается от реанимации, от операции по жизненно важным показаниям, то он соглашается на эвтаназию.

Почему нельзя

Отделение интенсивной терапии по стерильности приравниваются к операционным, здесь не место посторонним людям. Врачам всё время приходится оказывать пациентам помощь — реанимируют, — интубируют, а тут посетители мешаются под ногами,  а бывает что и «советы» дают. Также, любой посетитель может принести ни чем, ни вредную для него самого микрофлору, которая, к сожалению, может быть смертельно опасной для человека  находившегося здесь с открытыми ранами после операции. В реанимации находятся только крайне тяжелые пациенты, и любой вирус или бактерии принесённые извне могут только усугубить и без того тяжёлое состояние больного. Ещё одним поводом соблюдения режима в данном отделении, и ответом, почему нельзя, может служить то, что, бывает, так что сам больной оказывается носителем тяжёлой инфекции, и, тогда его посещение для родственников чревато неприятными последствиями.

Раньше в реанимацию к больным не пускали

До этих поправок родственникам было не на что ссылаться, чтобы пройти к близкому человеку в реанимацию или палату интенсивной терапии. Все дело в формулировках закона: не было нормы, которую можно упомянуть для беспроблемного допуска. В обычную палату родных пускали, а в реанимацию — нет. Прямого запрета не устанавливали, но и обязанности пропускать тоже не было.

Екатерина Мирошкина

экономист

Например, пожилая мама попала на полостную операцию. И неизвестно, перенесет ее или нет. После любой операции всегда какое-то время проводят в реанимации. Восстановление больного зависит от ухода, а кому-то важна просто поддержка близких. Санитарки, медсестры и врачи сделают все для спасения жизни и обеспечат минимальный уход, но никто не будет сидеть рядом, держать за руку и подбадривать. Дети хотят пройти к матери, а главврач говорит: «Туда нельзя, это реанимация. Будет нужно — позвоним».

Дальше нужно договариваться — например за деньги. Иногда не получается — и семья не успевает обеспечить уход, узнать последнюю волю и оформить важные документы: доверенность, завещание, брачный договор. С точки зрения закона защитить свои права на посещения было сложно.

В Минздраве знали об этой проблеме. В 2016 году появилось письмо с рекомендациями, чтобы родственников все-таки пропускали в реанимацию. Для этого даже придумали правила посещения

Но письмо Минздрава — это не закон, больницы могли вообще не принимать его во внимание, что они часто и делали. Последнее слово всегда было за главным врачом

Что чувствует врач, отключающий человека от аппаратов и забирающий его органы

— А еще вопрос, может быть, не к вам. Если на столе умирает человек, и вы понимаете, что он – потенциальный донор. То есть, он умер, но можно изъять органы и пересадить кому-то другому.

— Я несколько раз ездил на заборы сердца.

Помню, два месяца назад я ездил в одну московскую больницу. Парню двадцать три года, его просто избили возле метро, но чем-то так стукнули, что разбили голову на две части. Нашли его родственников, они подписали разрешение на забор органов. В почке нуждался ребенок, в печени — женщина и мужчина – на две доли ее разделили, в сердце – тридцатилетний мужчина. И вот подписаны все документы, пациент подключен к аппаратам, и ты стоишь на заборе, видишь эту открытую черепную коробку и начинаешь себя ставить на место этого парня.

Если б ты просто пришел, аппарат отключил – и все. Ведь уже констатирована смерть мозга, и ты знаешь, что через 2-3 дня во всем организме произойдут необратимые изменения. Не живут люди с разрубленной на 2 части головой. Но я должен еще и еще проверить все документы и поставить подпись, что я согласен на забор. А потом очень аккуратно вести динамику — чтобы не дай Бог сердце не пострадало от гипоксии, асистолии. Ведь сердце нужно забрать «живым», теплым.

Мне иногда снятся сны: пациент очнулся и говорит: «Почему вы берете у меня сердце?»

Вообще этот забор органов бывает тяжелее, чем даже неуспешная реанимация. Потому что там ты что-то делал, боролся со смертью, а здесь у тебя лежит труп живой. Ничего нельзя сделать, совсем. Вчера он жил, а потом ударили, или авария, или КАМАЗ наехал, – много случаев было.

И когда ты отключаешь аппараты, тебя всего трясет, потому что ты понимаешь: «Человек только что был, а теперь его нет». И у него начинают забирать органы.

А потом едешь с этим сердцем с мигалками по городу. Тогда ехали спасать тридцатилетнего мужчину. Он служил в армии, заболел ангиной, и у него началась тяжелейшая кардиомиопатия: сердце разрушилось, спасала только пересадка. Еще из клиники, где забирали органы, я сделал звонок, что везу сердце, а врачи сделали пациенту кожный разрез и начали выделять старое сердце. Здесь не теряется ни минуты.

И потом ты видишь то же сердце в другом человеке, оно работает как родное, и пациент с маской на лице после операции показывает тебе жестом: «У меня все хорошо!» И вот тут немного переключаешься, потому что, да, один умер, но благодаря нему спасли жизнь другого.

В тот раз спасли пятерых человек, они продолжат жить, продолжат свой род. И ты понимаешь, что это гуманно по отношению к ним – мы не дали им умереть. А про донора – опять думаешь про судьбу: ну кто знал на самом деле, что он к метро пойдет…

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Adblock
detector